— Сорок процентов.
— Двенадцать узлов, — сказал Дубинин. — Шум увеличивается…
— И все-таки?
— И все-таки это всего лишь малая часть того шума, который исходит от прежнего насоса. Обслуживающему персоналу приходилось надевать здесь защитные наушники. А при полной скорости грохот был страшным.
— Посмотрим, что будет дальше. Вы узнали что-нибудь интересное в Вашингтоне?
Дубинин снова хмыкнул.
— Узнал — по улицам нельзя ходить в одиночку. Однажды вышел на прогулку и увидел, как какой-то хулиган напал на женщину, — вы не поверите, всего в нескольких кварталах от Белого дома!
— Неужели?
— Этот молодчик попытался пробежать мимо меня с ее сумочкой в руках. Как в сцене из гангстерского фильма. Просто удивительно.
— Попытался?
— Я разве не рассказывал, что в молодости был хорошим футболистом? Я сделал подкат — может быть, с излишним энтузиазмом. Между прочим, разбил ему коленную чашечку. — Дубинин улыбнулся, вспомнив, как расправился с мерзавцем. Действительно, бетонные тротуары куда тверже, чем поросшая травой поверхность футбольного поля…
— Пятьдесят процентов.
— И что было дальше?
— Сотрудники посольства устроили грандиозный скандал. Посол вопил как недорезанная свинья. Я решил, что меня отошлют домой. Однако местная полиция хотела наградить меня медалью. Тогда все спустили на тормозах, и впредь меня не приглашали принять участие в дипломатических переговорах. — Дубинин расхохотался. — Я одержал победу. Восемнадцать узлов.
— Зачем вы вмешались в это происшествие?
— Я был молодым и глупым, — объяснил Дубинин. — Мне даже в голову не пришло, что это могла быть провокация со стороны ЦРУ, — наш посол беспокоился именно об этом. Разумеется, никакой провокацией и не пахло — просто пожилая слабая негритянка и молодой хулиган. Колено у него здорово пострадало. Интересно, он научился снова бегать? А если это действительно был агент ЦРУ, одним шпионом стало меньше.
— Шестьдесят процентов, работает устойчиво, — произнес старший механик. — Никаких колебаний в уровне давления.
— Двадцать три узла. Оставшиеся сорок процентов мало что нам покажут… и шум потока сейчас начнет отражаться в корпусе лодки. Будь повнимательнее, Ваня!
— Слушаюсь, капитан!
— Какую наибольшую скорость вы развивали?
— Тридцать два узла при номинальной мощности реактора. Тридцать три — при перегрузке.
— Ходят слухи о новой краске для корпуса лодки…
— Это то самое английское изобретение? Судя по данным разведки, американские ударные подлодки в результате ее использования сумели увеличить скорость больше чем на узел.
— Совершенно верно, — подтвердил адмирал. — Мне говорили, что формула состава нам известна, вот только мы столкнулись с трудностями при ее производстве, а процесс окраски еще более сложен.
— При скорости свыше двадцати пяти узлов возникает опасность срыва антиакустических плиток с поверхности корпуса. У меня такое однажды случилось — тогда я был старпомом на «Свердловском комсомольце»… — Дубинин покачал головой. — Ощущение, словно ты оказался внутри железного барабана — так эти проклятые резиновые плитки били по корпусу.
— Боюсь, что с этим мы ничего пока не можем сделать.
— Семьдесят пять процентов мощности.
— Уберите эти плитки, и я смогу прибавить еще один узел к предельной скорости.
— Вы действительно выступаете за это?
Дубинин отрицательно потряс головой.
— Нет. При мчащейся в воде торпеде это может стать границей между жизнью и смертью.
На этом разговор прекратился. Через десять минут мощность реактора достигла предельной — пятидесяти тысяч лошадиных сил. Шум насоса стал теперь очень заметным, но все-таки можно было разговаривать друг с другом. Когда на лодке стоял прежний насос, вспомнил Дубинин, при таком уровне мощности казалось, что рядом играет оркестр рок-музыки, и по твоему телу пробегали колебания. Сейчас насос работал намного тише, и к тому же начальник верфи обещал усовершенствовать амортизаторы его основания. Да, адмирал не хвастался. Шум резко уменьшился. Прошло еще десять минут и Дубинину все стало ясно. Он уже видел и слышал достаточно.
— Начать уменьшение мощности, — скомандовал Дубинин.
— Ну как, Валентин Борисович?
— КГБ украл это у американцев?
— Такое впечатление создалось и у меня, — ответил адмирал.
— Расцелую первого же разведчика, которого встречу.
Сухогруз «Джордж Макриди» стоял пришвартованный у причала. Шла погрузка. Это был большой океанский корабль, построенный десять лет назад, с мощными низкооборотными морскими дизелями. Он был спроектирован как лесовоз, способный перевозить тридцать тысяч тонн обработанной древесины или, как в данном случае, бревен. Обычно японцы предпочитали сами обрабатывать лесоматериалы. При этом деньги, затраченные на обработку, оставались в стране, а не уходили за границу. По крайней мере в этом случае для перевозки использовался корабль под американским флагом — уступка, которой удалось добиться после десяти месяцев переговоров. Побывать в Японии интересно, хотя и дорого.
Под внимательным взглядом первого офицера подъемные краны снимали с грузовиков бревна и опускали их в трюмы, специально построенные для этой цели. Погрузка шла удивительно быстро. Автоматизация процессов погрузки была, наверно, самым важным усовершенствованием в торговом флоте. «Джорджа М.» можно загрузить меньше чем за сорок часов и разгрузить в порту назначения за тридцать шесть, что позволяло кораблю быстро выйти в море. Это было экономически выгодно, хотя и лишало его команду возможности как следует погулять в том порту, куда забрасывала моряков служба. Сокращение доходов у портовых баров и других заведений, занимающихся отдыхом моряков, мало интересовало судовые компании, не получавшие выгоды от своих кораблей, когда они стояли у причалов.