Все страхи мира - Страница 96

Наконец — с опозданием всего на пять минут, что уже само по себе было чудом, заметил Фаулер, подавив улыбку, — главы государств поднялись со своих кресел, повинуясь знаку церемониймейстера подобно гостям на свадьбе, которыми руководит нервничающая теща, и выстроились в очередь. Снова рукопожатия и обмен шутками, не всегда достигавшими цели из-за отсутствия переводчиков. Король Саудовской Аравии недовольно морщился. Ну что ж, у него есть на то все основания, подумал Фаулер. Не иначе на уме у саудовца совсем другое. В его адрес уже начали поступать угрозы покарать смертью. Однако на лице короля не было страха, заметил Боб Фаулер. Он, возможно, и лишен чувства юмора, но его отличали гордая выправка и мужество — и благородство, должен был признать президент, идущее рука об руку со званием короля. Именно он первым дал согласие на переговоры после двухчасовой беседы с Райаном. А ведь нехорошо получилось. Райан был вынужден заменить Чарли Олдена, советника по национальной безопасности, и он сумел так хорошо выполнить это поручение, словно готовился к нему. Президент нахмурился. Он позволил себе забыть, как поспешно осуществлялись те первоначальные маневры. Скотт Адлер отправился в Москву, Рим и Иерусалим, а Райан — в Рим и Эр-Рияд. Оба блестяще справились с поручениями, и ни одного из них не похвалят за это. Таковы законы истории, пришел к выводу президент Фаулер. Если бы им хотелось, чтобы их имена остались в ее анналах, следовало попробовать стать президентом.

Два швейцарских гвардейца открыли огромные бронзовые двери, за которыми обнаружилась толстенькая фигура кардинала Джиованни Д'Антонио. Яркие, словно солнце, лучи телевизионных юпитеров окружили его искусственным ореолом, и президент Соединенных Штатов Америки с трудом удержался от смеха. Процессия двинулась в зал.

* * *

Тот, кто конструировал и создавал эту штуку, подумал Госн, неплохо разбирался в том, как противостоять грубой силе. Странно, промелькнуло у него в голове. Израильское оборудование всегда отличалось утонченностью — нет, это не то слово. Израильтяне были умными, одаренными и элегантными инженерами. Они создавали вещи именно с таким запасом прочности, какой требовался, — не больше и не меньше. Даже в том оборудовании, которое они изготовляли по временным образцам, было заметно предвидение и искусная работа. Но перед ним… перед ним лежал образец, запас прочности которого был возведен в многократную степень. Он был поспешно спроектирован и собран. Более того, конструкция выглядела почти грубой, недостаточно продуманной. За это Госн был благодарен. Будет легче разбирать. Никому не пришло в голову вложить сюда заряд самоуничтожения, которой пришлось бы, обнаружив, обезвредить первым делом, — сионисты научились устраивать такие дьявольски хитрые штучки! Одна такая подсистема едва не взорвала Госна всего пять месяцев назад, но здесь не было ничего подобного. Болты, удерживающие цилиндр, заело, но они остались прямыми, значит, придется всего лишь выбрать ключ с достаточно длинным рычагом. Он побрызгал машинным маслом на каждый болт, подождал и, пятнадцать минут и две сигареты спустя, захватил первый из них гаечным ключом. Сначала болт поворачивался с трудом, но затем дело пошло легче, и скоро Госн вынул его. Осталось еще пять.

* * *

Предстоял долгий вечер. Сначала начались речи. Первым выступил папа римский как сторона, принимающая у себя гостей, и его речь была удивительно сдержанной, без риторики. Он цитировал отрывки из Священного писания, снова и снова обращая внимание присутствующих на сходство между тремя религиями, представители которых находились в зале. У каждого из присутствующих были наушники, и участники церемонии прислушивались к синхронному переводу. Правда, слушать перевод было излишним, так как перед ними лежали тексты выступлений. Сидящие вокруг стола старались не зевать, потому что речи — это всего лишь речи, а политическим деятелям трудно выслушивать других, даже если это главы других государств. Фаулеру было труднее всех. Ему предстояло выступать последним. Он незаметно взглянул на часы, сохраняя на лице маску внимания, и задумался о предстоящих девяноста минутах.

* * *

Потребовалось еще сорок минут, и наконец все болты были сняты. Большие, тяжелые болты, не подверженные коррозии. Да, эту штуку создавали, подумал Госн, исходя из соображений прочности. Это, однако, было ему только на руку. Теперь нужно извлечь цилиндр. Он еще раз осмотрел все внутри, стараясь обнаружить предохранительные устройства — осторожность в такой работе являлась единственной защитой, — и провел рукой по внутренней поверхности корпуса. К цилиндру был подсоединен только радиолокационный трансивер; остальные три разъема пустовали. Госн настолько устал, что даже не заметил — все три находились со стороны люка и были легкодоступны. Решетчатый каркас смялся, и цилиндр застрял, но все болты были удалены, и теперь понадобится всего лишь грубая сила, чтобы вытащить его.

* * *

Андрей Ильич Нармонов произнес короткую речь. Его обращение, подумал Фаулер, было простым и полным достоинства; оно продемонстрировало удивительную скромность, на которую комментаторы непременно обратят внимание.

* * *

Госн установил на А-образной опоре дополнительный полиспаст. К счастью, на цилиндре оказалась проушина, облегчающая обращение с тяжелыми предметами; это означало, что израильтяне тоже не любили напрасно тратить силы. Меньше чем через минуту Госн поднял цилиндр на такую высоту, что теперь его удерживало внутри оболочки только трение смятого решетчатого каркаса. Это не могло продолжаться долго. Госн снова побрызгал маслом на внутреннюю часть корпуса и принялся ждать, когда сила тяжести одержит верх… но уже через две минуты его терпение истощилось. Он нашел достаточно большую щель, чтобы засунуть туда лом, и миллиметр за миллиметром принялся отделять цилиндр от корпуса. Прошло немного времени, раздался скрежет протестующего металла, и корпус упал на землю. Оставалось только потянуть за цепь и вытащить цилиндр.