Этого следовало ожидать. Все шло слишком гладко, а действительность редко терпит совершенство. Крошечная ошибка в одной из деталей обнаружилась во время сборки первичного источника. Эту деталь пришлось снять и заново обработать, на что потребовалось тридцать часов, из которых сорок минут ушло собственно на обработку, а остальное время на разборку, а затем на повторную сборку бомбы. Фромм, которому следовало отнестись к происшествию философски, был вне себя от ярости и настоял на том, чтобы лично осуществить всю работу. После этого начался трудоемкий процесс установки взрывных блоков — еще более утомительный от того, что проводился вторично.
— Всего три миллиметра, — заметил Госн. Ошибочная установка одной из ручек настройки. Поскольку деталь обрабатывалась вручную, компьютеры не заметили отклонения. Кто-то из техников не правильно прочел цифру, указанную Фроммом, а при первой визуальной проверке деталей ошибку просто не заметили. — Но у нас был в запасе один день.
Фромм что-то пробормотал из-за защитной маски. Вместе с Госном он поднял плутониевую сборку и аккуратно поставил ее на место. Пять минут спустя стало ясно, что она расположена правильно. Затем на место встали шины из вольфраморениевого сплава, потом сегменты бериллия и наконец массивное полушарие обедненного урана, отделяющее первичное устройство от вторичного. Теперь еще пятьдесят взрывных блоков — и работа закончена. Фромм распорядился сделать перерыв — это была тяжелая работа, и он нуждался в отдыхе. Техников больше не было — не было больше потребности в их услугах.
— К этому времени мы могли бы уже завершить работу, — тихо заметил немец.
— Неразумно рассчитывать на совершенство, Манфред.
— Неграмотный идиот не сумел правильно разобрать цифру!
— Она была смазана. — А это твоя вина, подумал Госн, но промолчал.
— Тогда нужно было спросить!
— Не вижу причины для споров, Манфред. Ты выбрал неудачное время, чтобы выразить свое нетерпение. Мы соблюдаем график.
Фромм знал, что молодой араб не понимает его. Кульминационный момент честолюбивых стремлений всей его жизни мог уже наступить!
— За работу!
Потребовалось еще десять часов, пока последний, семидесятый, взрывной блок встал на место. Госн присоединил провод к соответствующей клемме, и это завершило сборку. Он протянул руку немецкому инженеру, и они обменялись рукопожатием.
— Примите мои поздравления, герр Фромм.
— Ja. Спасибо, герр Госн. Теперь нам осталось только заварить корпус бомбы, откачать воздух, чтобы создать вакуум, — да, извините, тритий. Как я мог забыть об этом? Кто займется сваркой? — спросил Манфред.
— Я сам. Я — специалист по сварке.
Верхняя часть корпуса заканчивалась широким фланцем, необходимым для того, чтобы обеспечить безопасность работ. Его уже проверили на плотность стыковки. Техники занимались не только точной обработкой взрывного ядра устройства. Каждая деталь — за исключением той, единственной, — была обработана в соответствии со спецификациями Фромма, и корпус бомбы уже подвергся самой тщательной проверке. Крышка закрывалась герметично подобно корпусу часов.
— Ввести тритий будет несложно.
— Да, я знаю. — Госн жестом пригласил немецкого инженера выйти из мастерской наружу. — Значит, вы полностью удовлетворены конструкцией и качеством сборки бомбы?
— Полностью, — уверенно заявил Фромм. — Она взорвется в полном соответствии с моими предсказаниями.
— Отлично, — произнес Куати, стоявший у входа с одним из телохранителей.
Услышав голос командира, Фромм обернулся. Грязные, неряшливые люди эти арабы, подумал он, однако в них есть, чем восхищаться. Он посмотрел на темную долину. Смеркалось, и рассмотреть детали ландшафта было трудно. Какая здесь сухая и негостеприимная земля, зато чистое и безоблачное небо. Фромм посмотрел на бесчисленные звезды, покрывающие небосвод. Здесь куда больше звезд, чем можно разглядеть в Германии, особенно в ее восточной части, где воздух особенно отравлен. Фромм подумал о том, что мог бы стать астрофизиком, выбрать путь такой близкий к избранному им.
Госн стоял позади немца. Он повернулся к Куати и кивнул. Командир сделал такой же жест своему телохранителю, которого звали Абдулла.
— Итак, остался только тритий, — произнес Фромм, не поворачивая головы.
— Да, — ответил Госн. — Я могу сделать это сам.
Фромм хотел добавить, что прежде нужно сделать еще кое-что. Он не расслышал шагов Абдуллы у себя за спиной. Совершенно беззвучно охранник вытащил из-за пояса пистолет с глушителем и с расстояния в метр направил его в затылок Фромма. Немецкий инженер начал поворачиваться, чтобы объяснить Госну, как поступить с тритием, но не успел. Абдулла уже получил приказ… Он знал, что смерть должна быть безболезненной — так же, как и для техников. Конечно, жаль, что это необходимо, подумал Куати, но другого выхода не было. Ничто из этого не имело значения для Абдуллы, который всего лишь выполнял приказ. Он мягко, привычным движением нажал на спусковой крючок, раздался тихий выстрел. Пуля вошла в затылок Фромма и, пробив голову, вышла через лоб. Немец рухнул на землю, умерший мгновенно. Из раны брызнула кровь, но фонтан ее ударил в сторону, не испачкав одежду Абдуллы. Он подождал, пока кровь не перестала хлестать из раны, и подозвал двух других охранников, чтобы отнести тело в стоявший неподалеку грузовик. Немецкого инженера похоронят вместе с техниками. Это по крайней мере справедливо. Все эксперты будут покоиться в одной могиле.