Все страхи мира - Страница 212

212

— Скромность может зайти слишком далеко. Меня расстроило то, что ваши заслуги никак не отмечены, — заметил принц.

— Такова жизнь, правда? — Джек сам удивился тому, что произнес. Впервые ему не удалось скрыть свои чувства.

— Я так и думал, Джек. Да, такова жизнь, и она не всегда справедлива. Вам не хотелось бы изменить работу — хотя бы взять отпуск?

Райан ухмыльнулся.

— Ну что вы, сэр, неужели я действительно выгляжу так плохо? Я нужен им.

Его Королевское Высочество внезапно посмотрел на Джека с серьезным выражением на лице.

— Джек, мы друзья?

Райан выпрямился в своем кресле.

— У меня не так много друзей, но вы один из них.

— Вы верите мне?

— Да, сэр.

— Тогда прислушайтесь к моему совету. Оставьте работу. Вы всегда можете к ней вернуться. Человек с вашими способностями никогда не останется в стороне. Вы знаете это. Вы занимались своим делом слишком долго. Вы даже не представляете себе, как вам повезло — вы можете уйти! У вас есть свобода, которая отсутствует у меня. Воспользуйтесь ею.

— Вы говорите весьма убедительно, сэр. Но будь вы в моем положении, вы не ушли бы — и даже по той же причине. Я не могу сдаться. И вы не можете. Вот и все.

— Гордость может стать разрушительной силой, — напомнил принц.

Джек наклонился вперед.

— Это не гордость. Это всего лишь реальность. Я нужен им. Жаль, конечно, но ничего не поделаешь. Дело в том, однако, что они не понимают этого.

— Неужели новый директор настолько плох?

— Маркус неплохой человек, но он ленив. Ему нравится его должность, но не нравятся связанные с нею обязанности. Впрочем, не думаю, что эта проблема присуща только американскому правительству. Я знаю, что это не так. И вы знаете это. Долг прежде всего. Бывает, что вы вынуждены исполнять свои обязанности потому, что родились в такой семье, но я вынужден исполнять их потому, что лучше других справляюсь с ними.

— Они прислушиваются к вашему мнению? — резко спросил принц.

Джек пожал плечами.

— Не всегда. Черт побери, иногда и я ошибаюсь, но ведь должен быть человек, который всегда стремится поступить правильно. Это я, сэр. Именно поэтому я и не могу уйти. Вы должны понимать это не хуже меня.

— Даже если вы страдаете от этого?

— Да.

— Ваше чувство долга поразительно, сэр Джон.

— У меня были хорошие учителя. Вот вы, например, — вы не убежали и не попытались спрятаться, когда в вас стреляли. Вы могли бы сделать это…

— Нет, я не мог сделать этого. В противном случае…

— В противном случае противник одержал бы победу, — закончил за него Джек. — Но и мое положение мало отличается от вашего, правда? Я узнал об этом от вас. Это вас удивляет? — спросил Джек.

— Да, — признался принц.

— Вы не ищете спасения в бегстве. Я — тоже.

— По-прежнему искусны в словесных маневрах, а, Джек?

— Видите? Этого я не утратил. — Райан был доволен.

— Я буду настаивать, чтобы вы вместе с семьей поехали с нами в Вайоминг.

— Вы всегда можете обратиться через мою голову к начальству — поговорите с Кэти.

Его Высочество засмеялся.

— Пожалуй, я так и сделаю. Улетаете обратно завтра?

— Да, сэр. Сегодня мне нужно забежать в «Хэмлис» за игрушками.

— Поспите хорошенько, Джек. Продолжим наш спор в будущем году.

* * *

В этот момент в Вашингтоне было на пять часов раньше. Лиз Эллиот смотрела через свой письменный стол на Боба Хольцмана, который представлял свою газету в Белом доме. Подобно большинству журналистов, постоянно аккредитованных здесь, Хольцман знал, что президенты со своей администрацией приходят и уходят, и пережил их всех. Его огромный опыт в Белом доме являлся чем-то вроде парадокса. Лишенный доступа к сенсационным новостям, Хольцман знал, что здесь есть тайны, о которых он узнает лишь через несколько лет, а это будет уже слишком поздно для газетных статей и попадет в распоряжение историков, но его искусство в распознании тончайших нюансов и выяснении слухов позволило бы ему занять видный пост в любой разведывательной службе. Однако газета платила ему намного больше жалованья государственного служащего, особенно после того, как он опубликовал несколько бестселлеров, освещающих жизнь высших коридоров власти.

— Это исключительно для моего сведения?

— Совершенно верно, — ответила советник по национальной безопасности.

Хольцман кивнул и начал делать записи. Итак, правила игры установлены. Никаких прямых ссылок или цитат. Элизабет Эллиот можно назвать «сотрудником администрации» или лучше во множественном числе: «источники внутри администрации». Он поднял голову от записной книжки — во время таких интервью магнитофоны тоже не разрешались, — ожидая продолжения. Лиз Эллиот обожала драматические эффекты. Она была умной женщиной, немного элитарной — что встречалось среди сотрудников Белого дома не так редко — и, вне всякого сомнения, находилась ближе всех к президенту, если Хольцман правильно разобрался в знаках. Но это не для широкой публики. Возможная любовная интрига между президентом и его советником по национальной безопасности уже не была полным секретом. Сотрудники Белого дома молчали, как всегда, — даже, пожалуй, больше. Хольцману это казалось странным. Фаулер не относился к числу людей, к которым испытываешь любовь и преданность. Возможно, они симпатизировали ему, потому что он был одиноким. Были широко известны обстоятельства смерти его жены, и это, по-видимому, добавило сочувственных голосов в его пользу во время последних выборов, какую-то долю процента. Не исключено, сотрудники считали, что, если в его жизни снова появится женщина, он изменится. А может быть, они были просто настоящими профессионалами. (Это отличало их от лиц, попавшие в Белый дом по политическим соображениям, подумал Хольцман. Для тех не было ничего святого.) Возможно, Фаулер и Эллиот старались вести себя осторожно и не афишировать свою связь. Как бы то ни было, журналисты, аккредитованные при Белом доме, иногда обсуждали это в баре «Конфиденциальный источник», «Конфиденшиэл сорс», в Национальном клубе прессы всего в двух кварталах от Белого дома и пришли к выводу, что любовная жизнь Фаулера не должна попасть в фокус внимания общественности до тех пор, пока это не мешает ему исполнять свои обязанности. В конце концов, его заслуги в области внешней политики были выдающимися. Эйфория от Ватиканского договора и его потрясающе благоприятных последствий так и не рассеялась. Нельзя порочить президента, так хорошо исполняющего свой долг.

212