Какая ирония судьбы! До назначения на должность командира воздушной группы он служил в Пентагоне, передвигая бумаги по своему письменному столу. Он молился и мечтал, чтобы его освободили от этой работы, в которой наиболее волнующим моментом было найти утром свободное место для парковки автомобиля. И вот его назначили командиром авиакрыла — и теперь ему приходилось заниматься административной работой намного больше, чем раньше. Правда, теперь он мог летать два раза в неделю — если ничто не мешало этому. Сегодня был именно такой день. Когда он шел к выходу, его личный помощник, главный старшина, широко улыбнулся.
— Охраняйте мой кабинет, чиф.
— Не беспокойтесь, шкипер. Когда вы вернетесь, он все еще будет на месте.
Джексон внезапно остановился.
— Смотрите, чтобы не украли все наши бумаги.
— Приложу все усилия, сэр.
Служебный автомобиль доставил его к застывшим на старте самолетам. Джексон уже оделся в свой летный комбинезон фирмы «Номекс», старый и отчаянно пахнувший, полинявший от бесчисленных стирок, протершийся на локтях от сидения после многих лет. Ему давно следовало получить новый, однако летчики — люди весьма суеверные, а Робби и его комбинезон побывали во многих переделках.
— Привет, шкипер! — окликнул один из командиров эскадрилий.
Капитан третьего ранга Бад Санчес был ниже Джексона. Его смуглая кожа и усы а-ля Бисмарк резко контрастировали с яркими глазами и ослепительной улыбкой, словно сошедшей с рекламы зубной пасты. Санчес, командир первой эскадрильи, будет сегодня вести авиакрыло Джексона. Они летали вместе еще в те времена, когда Джексон командовал эскадрильей на авианосце «Джон Ф. Кеннеди».
— Ваш самолет проверен, заправлен и готов к полету. Готовы дать им под зад?
— Кто будет нашим противником сегодня?
— Мудозвоны с Черри-Пойнт на восемнадцатых «Дельтах». Наш «Хаммер» уже летает в сотне миль отсюда. Цель учений — заградительный боевой воздушный патруль против низколетящих самолетов противника. — А если проще, подумал Робби, не допустить атакующие вражеские самолеты за пределы определенной границы. — Приготовьтесь к серьезному противодействию летчиков из корпуса морской пехоты, шкипер. У нас только что состоялись переговоры по радио, и я пришел к выводу, что они слишком самоуверенны.
— Еще не родился летчик морской пехоты, с которым я не справился бы, — заметил Робби, снимая с полки свой шлем. На нем красовалась надпись, соответствующая его кодовому радиосигналу, — «Спейд».
— Эй, радиолокаторщики, — позвал Санчес, — перестаньте обниматься и отправляйтесь в кабины!
— Идем, Бад. — Майкл Александер, или Лобо. — отошел от своего шкафчика. За ним следовал Генри Уолтерс-Шреддер, офицер радиолокационного перехвата из экипажа Джексона. Оба были лейтенантами моложе тридцати. В раздевалке, при подготовке к полетам, летчики обращались друг к другу не по именам, а по радиокодам, не обращая внимания на воинское звание. Робби нравилась товарищеская обстановка в эскадрилье, также как и родная страна, которую он любил.
На взлетной полосе старшины — механики самолетов, отвечавшие за техническое обслуживание боевых машин, — проводили офицеров к их истребителям и помогли взобраться в кокпиты (в опасном районе летных полос авианосца летчиков буквально вели за руку, опасаясь, что они могут заблудиться или как-нибудь навредить себе). На носу истребителя Джексона красовались два нуля, а под кокпитом виднелась надпись «Кап. пер. ранга Р. Дж. Джексон — Спейд», чтобы всем было ясно — перед ними личная «птичка» командира воздушной группы. Чуть ниже надписи был нарисован флаг, представляющий собой истребитель МИГ-29, который по ошибке иракский летчик не так давно подвел слишком близко к истребителю Джексона. Джексон не очень гордился сбитым самолетом — иракский пилот забыл проверить, все ли у него в порядке сзади, и расплатился за промах. Однако сбитый самолет есть сбитый самолет, ведь именно это является целью всех летчиков-истребителей.
Спустя пять минут все четыре офицера сидели в кабинах, пристегнутые ремнями, и двигатели истребителей ревели, готовые к взлету.
— Ну как у тебя настроение сегодня, Шреддер? — спросил Джексон по переговорному устройству.
— Готов прикончить пару летунов из морской пехоты, шкипер. У меня все в порядке. А эта штука, в которой мы сидим, собирается взлетать?
— Пожалуй, пора узнать. — Джексон включил радио. — Бад, это Спейд. Готов к взлету.
— Ясно, Спейд. Ты взлетаешь первым. — Летчики оглянулись по сторонам, получили сигнал готовности от своих механиков я снова оглянулись.
— Спейд взлетает первым. — Джексон убрал тормоза. — Поехали!
— Здравствуй, mein Schatz, — сказал Манфред Фромм жене. Траудль бросилась к нему в объятия.
— Где ты был? — спросила она.
— Этого я сказать не могу, — ответил Фромм подмигнув и промурлыкал несколько тактов из песни Ллойда Веббера «Не грусти обо мне, Аргентина».
— Я так и знала, что ты одумаешься, — просияла Траудль.
— Но ты не должна никому говорить об этом. — Чтобы усыпить ее подозрения, он передал жене толстую пачку банкнот — пять стопок по десять тысяч немецких марок каждая. Теперь продажная сука будет счастлива и сохранит это в тайне, подумал Манфред Фромм. — И я приехал всего на один день. У меня много дел, но, разумеется…
— Ну конечно, Манфред. — Она горячо прижалась к мужу, держа деньги в руке. — Вот если бы ты позвонил!
Организовать все оказалось до смешного просто. Через семьдесят часов из Роттердама отплывал корабль, направляющийся в сирийский порт Латакию. Вместе с Боком он нанял коммерческую грузовую компанию, которая поместит станки в небольшой контейнер. Этот контейнер погрузят на корабль и через шесть дней опустят на причал в сирийском порту. Было бы намного быстрее отправить станки самолетом или даже по железной дороге в греческий или итальянский порт для дальнейшей доставки морем, но Роттердам был самым оживленным портом в мире с измученными таможенниками, старающимися не пропустить контрабандные грузы с наркотиками. Собаки, обученные запаху наркотиков, могут обнюхивать этот грузовой контейнер сколько им вздумается.