— Пожалуй, он немного перебарщивает? — спросила Кэти Райан.
— Немного. — Усмехнувшись, Джек привстал с кресла и протянул руку за вином. — Именно так и должен поступать президент, крошка. Тут существуют определенные правила — как в опере. Приходится им следовать. Вдобавок это действительно крупный — черт побери, колоссальный — успех. У нас на глазах наступает мир.
— Ты когда уезжаешь? — спросила Кэти.
— Скоро, — ответил Джек.
— Разумеется, за это нужно платить, однако история требует ответственности от тех, кто ее кует, — продолжала говорить фигурка Фаулера на экране их телевизора. — Наш долг — гарантировать мир. Мы должны послать американцев и американок для защиты государства Израиль. Мы поклялись защищать эту маленькую мужественную страну от всех врагов.
— Что это за враги? — спросила Кэти.
— Сирия пока не слишком удовлетворена условиями договора, да и Иран тоже. Что касается Ливана — вообще-то в полном смысле слова Ливана не существует. Есть всего лишь место на карте, где гибнут люди. К тому же еще Ливия со всеми своими террористическими группировками. Так что есть еще враги, о которых следует беспокоиться. — Райан осушил бокал и пошел в кухню, чтобы снова наполнить его. Просто позор так расходовать хорошее вино, упрекнул он себя, так хлестать можно любое пойло…
— Придется пойти на финансовые жертвы, — услышал Райан голос Фаулера, когда вернулся в гостиную.
— Снова растут налоги, — недовольно заметила Кэти.
— А ты чего хочешь? Пятьдесят миллионов — это моя вина. Миллиардом больше, миллиардом меньше…
— А это действительно что-нибудь изменит? — спросила она.
— Должно изменить. По крайней мере всем станет ясно, верят религиозные лидеры в собственные заявления или они всего лишь пустозвоны. Мы сделали так, милая, что заманили их в их же собственную ловушку… Им придется сделать переоценку своих принципов, крошка, — произнес Джек после недолгого раздумья. — Они будут вынуждены действовать в соответствии со своими убеждениями, иначе разоблачат себя как шарлатаны.
— Ты думаешь…
— Я не считаю их шарлатанами. Мне кажется, они верят в то, о чем всегда говорят. У них нет другого выхода.
— Значит, у тебя скоро не останется работы?
Джек услышал в голосе жены нотку надежды.
— Этого я не знаю.
После речи президента начались прения. Против Фаулера выступил раввин Соломон Мендель, престарелый житель Нью-Йорка, один из самых страстных — некоторые утверждали, даже яростных — защитников Израиля. Как ни странно, он ни разу там не был. Джек не знал почему и напомнил себе, что это нужно выяснить. Мендель стоял во главе небольшого, но весьма действенного израильского лобби в Америке. Лишь он единственный, или почти единственный, выразил одобрение — если не одобрение, то понимание — расстрела на Храмовой горе. На голове раввина была ермолка, а борода ниспадала на изрядно помятый костюм.
— Это — предательство государства Израиль, — произнес он в ответ на первый вопрос. К удивлению Джека, Мендель говорил спокойно и убедительно. — Вынудив Израиль покинуть свои законные владения, Соединенные Штаты отняли у еврейского народа его историческое право на землю предков и поставили под угрозу безопасность страны. Граждан Израиля будут выгонять из своих домов силой оружия — точно так же, как это было пятьдесят лет назад, — зловеще закончил он.
— Одну минуту! — взволнованно воскликнул другой участник дебатов.
— Господи, с какой страстью они выступают, — заметил Джек.
— Моя семья погибла во время Холокоста, — сказал Мендель тем же спокойным голосом. — Весь смысл существования государства заключается в том, чтобы обеспечить евреев кровом над головой и безопасностью.
— Но президент посылает американские войска…
— Мы посылали американские войска во Вьетнам, — напомнил раввин Мендель. — И тоже давали обещания и заключали договор. Израиль будет чувствовать себя в безопасности лишь в пределах границ, которые можно защищать, под прикрытием своих собственных войск. Америка силой принудила Израиль принять условия этого договора. Фаулер прекратил поставки военного снаряжения, необходимого для обороны Израиля, чтобы «дать понять» израильтянам, что от них требуется. Таким образом Израилю «дали понять» и там поняли: или принимайте наши условия, или поставки прекратятся совсем. Вот что произошло на самом деле. Я могу доказать это и готов выступить перед сенатским комитетом по иностранным делам с доказательствами.
— Так-так, — пробормотал Джек.
— Скотт Адлер, заместитель государственного секретаря, лично передал это требование президента, а Джон Райан, заместитель директора ЦРУ, отправился в Саудовскую Аравию. Райан обещал королю, что Америка усмирит Израиль. Ну это Райан, но как мог Адлер, еврей, поступить так… — Мендель недоумевающе покачал головой.
— У этого Менделя отличные источники информации.
— Это на самом деле так? — спросила Кэти.
— Не совсем, но то, чем мы занимались, должно было остаться в тайне. Никто не должен был знать, что я уезжал из страны.
— Я знала, что тебя не было в Америке.
— Но не подозревала, куда я отправился. Впрочем, это не имеет значения. Он пошумит-пошумит, тем дело и кончится.
Демонстрации начались на другой день. Это было их козырем, их последней ставкой. Руководителями являлись два русских еврея, которым лишь недавно разрешили выехать из страны, не испытывавшей к ним особо теплых чувств. После прибытия на свою настоящую родину они поселились на Западном берегу, в той части Палестины, которую отняли у Иордании силой оружия в результате Шестидневной войны 1967 года. Их многоквартирный сборный дом с комнатами, крошечными по американским стандартам, но невероятно роскошными по русским, стоял на одном из сотен скалистых склонов, усеявших регион. Обстановка была для них незнакомой и новой, но здесь их дом, а за дом борются, его защищают. Сын Анатолия — теперь он звал себя Натаном — стал офицером в израильской армии. Ту же стезю выбрала и дочь Давида. Еще недавно приезд в Израиль казался им настоящим спасением — и вот они снова должны покидать свои дома? Их жизни были полны потрясений, и это новое потрясение переполнило чашу.